вторник, 23 декабря 2014 г.

Нигилизм и идеалы С.154-161

   Таких людей встречаешь в директорских кабинетах в промышленности, в концернах, банках, конструкторских бюро, исследовательских институтах, научных лабораториях. Периоды экономических подъемов, которым они в значительной мере способствуют, — самая благоприятная фаза их развития.

   Нельзя не замечать, что на религиозной почве взросла некая разновидность этого характера. Кальвинизм и пуританизм   проповедовали   трудолюбие,   прилежание, старательность и в то же время любовь к ближнему, самоограничение, личную бережливость. Успех трактовался протестантской моралью как знак угодного Богу образа действия.  Наша цивилизация многим обязана этой позиции, особенно в Англии, США, Швейцарии и протестантских частях Германии, где технический и экономический прогресс развивался раньше и сильнее всего.

   Кальвинистские и пуританские идеалисты видели в своих поступках медленное приближение к христианскому обществу. Для них экономика, но и техника и наука являются неизбежными средствами исцеления, дорогой к избавлению от зла, которая никогда — ни для них, ни для кого другого — не может быть легкой и приятной.

   Прагматики такого склада знают жизнь и не обольщаются. Их можно было бы назвать скептическими оптимистами науки, техники и экономики. Они критически относятся к возможности человека превращаться из эгоиста в альтруиста. Их оптимизм скептически мирится с этим непреложным фактом.

   Идеалы научного, технического, экономического эволюционного развития включают в себя значительные достижения интеллекта, но эти достижения остаются идеалами, только если не теряют связи с гуманными целями.

   Совершенно другие люди исповедуют идеал любви к ближнему. Они обычно действуют из религиозных побуждений, часто из простого человеческого сострадания к горю и нужде — материальной и духовной — других людей.

Для них решающее значение имеет нужда отдельного человека, страдающего, больного человека по соседству, на своей улице, в кругу знакомых или в профессиональном окружении. Часто они избирают профессию в соответствии с этим идеалом. Среди них встречаются врачи,
- 154 -

медицинские сестры, работники социальных служб, психологи учителя, дефектологи, сотрудники благотворительных организаций и организаций по работе с инвалидами.

   Их тоже волнуют нищета и голод во всем мире, или проблемы латиноамериканских трущоб, или общественные преобразования в западной цивилизации, даже если они сами живут в благополучных странах Европы, но прежде всего они приходят на помощь тому, кто нуждается в ней в их ближайшем окружении, ибо страдания, болезнь, смерть присутствуют в любой человеческой жизни.

   Тот, кто избрал своим важнейшим идеалом любовь к ближнему, не оставит в беде. Он учится помогать.

   Идеал доброты входит в идеал любви к ближнему, составляет его ядро. Но доброта как таковая может быть беспомощной и пассивной, любовь к ближнему означает нечто большее, а именно способность помочь. Доброта видит, что болит, ее чувствительность страдает, а любовь к ближнему действует.

   Люди такого склада встречаются во времена войн и в послевоенные годы или в периоды экономических кризисов чаще, чем в периоды мирного благоденствия. Многие из них лишь в трудные времена потрясений и нужды открывают в себе готовность прийти на помощь ближнему, избирают идеал, принимают решение и сохраняют верность своему призванию даже в периоды процветания и изобилия. Некоторые изменяют этому выбору, начинают делать карьеру, заботиться о собственном материальном достатке. Третьи остаются такими, какими были прежде.

   Эти люди не слишком заметны в общей погоне за успехом, благополучием и досугом. Их замечают там, где они нужны, где их всегда не хватает, — у больничных коек, рядом с инвалидами, со стариками, слабыми, умирающими. О себе они думают в последнюю очередь. Большая часть среди них — женщины.

   Эти люди освещают жизнь любого, кто встречает их на жизненном пути. Они встречаются чаще, чем принято считать, потому что подчас их не слишком ценят - ведь их поведение воспринимается как само собой разумею-щееся, их благодарят или, не поблагодарив, забывают. И несмотря ни на что, они есть, и те кто замечает их уверены в их  готовности прийти на помощь и сохраняют к
- 155 -

ним чувство благодарности, сохраняют и тот свет, который они несут.                                      

    Их можно, пожалуй, считать самыми человечными  из людей в смысле того, что люди могут сделать друг для друга.

   Идеал любви к ближнему - главный идеал христианства. В заповеди »Люби ближнего как самого себя» заключена мысль о любви к себе, к собственной личности, а тем самым идея приятия жизни, идея оптимистической жизненной позиции.

   Можно назвать еще много других сочетаний идеалов, служащих моральным ориентиром, например те, которые объединяют идеал художественного творчества.Индивидуализм , свобода, высокое творческое вдохновение могут также рассматриваться как идеалы. Можно говорить об идеалах образованности, мудрости, учительства. Важнейшим идеалом может стать религиозность, к которой относятся такие идеалы, как молитва, смирение любовь к ближнему, помощь ближнему, возможно искусство или учение.

   К чему я стремился, набрасывая эти типичные портреты? Я хотел создать небольшую типологию идеальных ориентиров, галерею прототипов, панораму психограмм различных характеров, которые можно наблюдать в наши дни. Во всяком случае, эти эскизы возникли из ориентации на идеалы. Речь шла о сочетании идеалов которые могут определять человека, его жизнь, его решения, его судьбу.

   Возможно бесчисленное множество других сочетаний, каждый, создавая подобную типологию, может опираться на свой собственный опыт. Характеры людей проясняются, когда мы обнаруживаем идеалы, которым они следуют, часто не отдавая себе в этом отчета.

Есть люди, которые в самом деле живут, не ориентируясь на идеалы, потому, что их идеалы слишком часто меняются. Или потому, что они стремятся достичь целей, которые не удовлетворяют определению желательного для всех. Счастливы ли такие люди? Или они устремляются за парадоксальной материалистической иллюзией. В следующей главе мы остановимся на этом подробнее.
- 156 -


Идеал
личного счастья



   Жизнь  среднего   обывателя   в   странах   демократии явно обнаруживает гедонистическое, направленное на потребление и удовольствие представление о счастье. Следует ли считать его идеалом, если уровень физического и материального не преодолен? Речь идет о максимальной потребности наслаждения, которая благодаря техническому прогрессу достигла фантастических размеров. Реализуемые в наши дни возможности оставляют далеко позади грезы восточных владык и французских королей. Полет на Луну, телевидение, телефон, самолет, автомобиль — о таких вещах они и не мечтали...

    Но как раз ориентация только на удовольствие создает всеобщее неудовольствие; чем материалистичнее удовольствие, тем скорее оно превращается в свою противоположность. Пребывая в сфере материального, нельзя выйти на уровень осмысления. С огромной интенсивностью создаются способы не только удовлетворения существующих желаний, но и изобретения новых. Таким образом, запускается механизм, который необычайно затрудняет выход из низменной гедонистической сферы на более высокие уровни.

   Материализм западной демократии в отличие от «диалектического материализма» имеет не идеологическую, а гедонистическую доминанту. В то время как коммунистические государства осуществленного «диалектического материализма» — и живущие в них люди — страдали от противоречий этой системы, «гедонистическому материализму» выпал на долю неограниченный и широкий успех. Благодаря этому исчезли некоторые социальные и экономические проблемы и значительно повысилось общее благосостояние, но факт остается фактом: установки людей были направлены на вещи, в которых они не нашли обещанного счастья. Я ничего не могу возразить против счастливых отпусков и каникул, против радости беззаботных часов и дней, против мгновений блаженства.

    И личный комфорт, и удовольствия потребления имеют свои положительные стороны.  Они вносят   в жизнь радость, делаю бытие приятным, но только этого
- 157 -

мало, чтобы говорить об «идеале личного счастья». Идеалом они не станут. Это тем менее вероятно, чем сильнее стремление всеми силами увеличить их количество.

   Впрочем,   бывает  еще   «гедонистический   материализм» особого рода — как бы карикатурный: когда человек отказывает себе во всем, но годами, часто с риском для семьи и частной жизни, надрываясь на работе и скаредничая, стремится к достижению поставленной цели. А потом оказывается, что дорогой автомобиль, поездка на Сейшельские острова или роскошная яхта приносят разочарование. Игра не стоила свеч.

    Победа «диалектического материализма» привела к возникновению государств, недостатки которых конкретно и ежедневно ощущаются любым их гражданином - это недостаточность личной свободы и экономической эффективности. Победа демократий и «гедонистичего материализма», напротив, скрывает недостатки под яркими огнями заваленных товарами городов, потоками сверкающих автомобилей, массами туристов на солнечных пляжах.

   Разумеется, опасности гедонизма приятней и поэтому не так бросаются в глаза. Связь между обостряющимися проблемами и их причиной закамуфлирована. Не так-то легко   заметить,   что   политический   иррационализм, всплески насилия, ужасающий рост патологических фе-
номенов, злоупотребление лекарствами, алкоголем,  наркотиками - следствие того самого исполнения желаний через техническое преобразование мира. Гедонистическое самозатопление человеческих стимулов к мышлению и переживанию, принимающее безумные размеры, привело к пренебрежению и утрате существенных ценностных ориентиров западных демократий и одновременно к камуфлированию этого процесса в нашем сознании.

   На вопрос о ценностях и смысле жизни можно ответить реалистически лишь тогда, когда мы используем опыт познания души человека, её устремлений и потребностей. Я уже упоминал, что начиная с последних десятилетий прошлого века развитие психологии привело к важным 
результатам. В наше время - благодаря знакомству с её методами и границами - возникла возможность практического применения накопленного опыта.

В новейшей психологии понятие «смысл» приобретает всё большее значение. О понятиях «ценность», «высшее благо», «счастье» и «идеал» философские споры ве-
- 158 -

дутся уже более двух тысяч лет. При этом речь идет о предметах довольно схожих, хотя и увиденных с точки зрения иного опыта и имеющих другие обозначения. Сократ дискутировал об этом с жителями Афин, а у Фрейда или у Альфреда Адлера и большинства других психологов мы находим такие определения, как «Я-идеал» и «идеал личности».

   Вольтер как-то сказал: «Все люди любят свои достоинства, но понимают под ними не одно и то же» («Дженни, или Атеист и Мудрец»).

   Паскаль в своих «Мыслях» с непревзойденной проницательностью писал: «Все люди, без исключения, хотят быть счастливыми. Как бы ни различались применяемые ими средства, все стремятся к этой цели. Одно и то же желание гонит на войну одного человека и удерживает другого: оно лишь по-разному действует в обоих. Не будь этой дели, воля и пальцем бы не шевельнула. Это ведущая шестерня всех человеческих поступков, даже если люди стреляются или вешаются». Какие же ложные установки приводят к результатам, столь отличным от одной для всех цели?

   В «Критике чистого разума» Кант попытался выразить в трех вопросах то, что интересует каждого человека: «1. Что я могу знать? 2. Что я должен делать? 3. На что я смею надеяться?» Третий вопрос для него особенно важен, ибо он касается мотивации. Кант утверждает. «Всякая надежда приближает к счастью» («Alles Hoffen geht auf Gluckseligkeit»). Он требует. «Поступай так, чтобы быть достойным счастья». Он называет «идею такого разумения, в коем морально совершенная воля, связанная с высочайшим блаженством, есть причина всего счастья в мире... идеалом наивысшего блага».

   По его мнению, мы должны поощрять «самое лучшее, что есть в нас и в других», и держаться основного закона «чистого практического разума», каковой гласит. «Поступай так, чтобы правило твоего личного поведения могло стать правилом поведения для всех» («Критика практического разума»). Но что означает это «самое лучшее в нас», какие законы охватывает это всеобщее законодательство?

Со времен Канта мы приобрели отрицательный опыт. Требование Канта творить добро по обязанности, из чувства долга, а не по склонности, даже против собственной склонности, в сущности, отключает некоторые естественные регуляторы и в сочетании с иллюзорным «луч-
- 159 -

шим» может привести к бесчеловечным и катастрофическим  последствиям. Беспощадное исполнение долга, лозунги типа «общая польза выше личной» и «хорошо что полезно для народа» — вспомним о Гитлере — навлекли на человечество не меньше несчастий, чем бес-численные банальности эгоистов.

    Значит, и в этом направлении нас подстерегает величайшая опасность?

   Досократик Демокрит, а также Платон и стоики стремились сделать счастье по возможности независимым от внешних условий. Для Платона счастье заключается в созерцании идей. Неоплатоник Плотин делает еще один шаг вперед, вплотную приближаясь к христианскому учению: он видит счастье в созерцании божественного света. Ориген — уже христианин, он говорит о созерцании Бога как о высшем счастье, которое не зависит от всех внешних событий.

   Эпиктет стремится вообще насколько возможно игнорировать внешние реалии: «Не сами вещи беспокоят человека, но представление о вещах» («Маленький трактат о морали»). Нам следует, по Эпиктету, внутренне отрываться от всего, что не в нашей власти. Конечно, выполнить такое требование — выше человеческих сил. Выходят, болезни, удары судьбы, потеря друзей и родных, бедность, голод должны оставлять нас невозмутимыми и бесстрастными, ибо они не в нашей власти? Увы, мы должны считаться с ними каждое мгновение.

   По сравнению с Сенекой и Марком Аврелием, которые высказывали аналогичные суждения, Эпиктет имел то неоценимое преимущество, что самым тяжелым образом пережил все, о чем писал. Он был фригийским рабом, страдал физическим недостатком — параличом, и только в старости его отпустили на волю. То, чему он учил, подтверждалось его собственной жизнью: «Посмотрите на меня, у меня нет ни дома, ни родины, я ничем не владею, никто мне не служит, я сплю на голой земле, не имею ни жены, ни детей, ни крова, только и есть у меня что земля, и небо, и старый плащ. Я не ведаю ни печали, ни страха, я совершенно свободен» («Поучения»).

   То обстоятельство, что стоицизм исповедовали и раб Эпиктет, и богач Сенека — некогда самый влиятельный человек в империи, — и император Марк Аврелий, говорит о широком диапазоне возможностей этого учения.
- 160 -

Значит, и на самом дне, и на высочайших вершинах жизни возникают весьма сходные суждения о человеческом счастье.

    Эпикур сосредоточивался на длительном и тщательном планировании удовольствия, которое - при строгом предъявлении к себе высоких требований - должно было привести к наиболее полному наслаждению жизнью. Правда, и эта безусловно антиметафизическая жизненная позиция оказывается всего лишь тактикой в пределах, точно соблюдаемых ограничений. А ведь речь-то идёт как раз об ограничениях! Скептик Пиррон, чьё учение известно нам только по записям врача Секста Эмпирика, радикализировал стремление к независимости собственной личности. Он говорил о тотальной относительности всех явлений окружающего мира: они настолько ему безразличны, что Пиррон предлагает при любых обстоятельствах делать вид, что все нормально, вести себя как ни в чем не бывало: «Мы цепляемся за эти явления и следуем ежедневному жизненному опыту лишь постольку, поскольку не можем пребывать в полном бездействии». Речь идет о метафоре невмешательства, отказа от действия: «Счастлив тот, кто живёт безмятежно, не ведая бурь и треволнений...»

    В исторической перспективе перед нами - два принципиально различных представления об идеале личного счастья: одно - коммуникативно и подразумевает общность с другими людьми, другое пытается по возможности исключить окружение. В обоих подходах существенна пропорция между включением общества, с одной стороны, и стремлением отделить себя от окружения, с другой.

    Если чувство приобщенности заходит слишком далеко и кто-то желает навязать силой нечто «лучшее в мире» своему окружению, своему народу или миру, — это приводит к катастрофе. Если же, напротив, окружение в высшей степени игнорируется, такой крайний эгоизм также приводит к одиночеству и крушению.

    И та и другая предпосылка не приблизят к идеалу личного счастья, если упустить из виду основное: каждый отдельный человек - живое существо, испытывающее потребности в
общении с себе подобными, но он может чувствовать себя ответственным только за некий ограниченный круг субъектов социальной среды. Чрезмерное
- 161 -

===============
стр 115-125; стр 126-136; стр 137-143; стр 146-153; стр 154-161; стр 198-201; стр 210-221; стр 222-231; стр 248-249; стр 252-254.

Комментариев нет:

Отправить комментарий